Сначала они думали, что это был просто пожар, а затем куры начали чернеть. Когда дело доходит до катастрофы на Чернобыльской АЭС, у каждого находится яркая деталь, которая зацепилась в памяти; нелепость или ругательства. Это может быть местная деревня, в которой после эвакуации, появилась толпа свиней. Или как молоко превратилось в белый порошок, когда жители Припяти (города, построенного в нескольких сотнях метров от обреченной электростанции) будут пытаться сбивать масло. Или кот, который отказался лезть в чемодан его владельца, не желающего отказаться от своего питомца во время массового изгнания, через 36 часов после взрыва. Кто может забыть, что 70 белорусских деревень должны были быть похоронены под землей? Или что советские солдаты расстреливали каждую собаку, в случае она забредала, фонившая радиацией, в соседний город? Или то, что многие из тех же самых людей рисковали своими жизнями, поднимали флаги на крышах зданий каждые несколько недель, когда старые были изъедены прилетевшим радиоактивным ветерком?
Для многих, это история о 23-летней беременной женщины, жене одного из отважных и бесшабашных пожарников, которые потушили пожар на реакторе номер четыре ранним утром 26 апреля 1986 года. Врачи в Московской больнице, куда он был переведен, просили ее не обнимать мужа. Она отказалась, склоняясь к нему, даже когда медсестры перестали входить в комнату, где он лежал, голый под листом толстого пластика. Через два месяца после того, как он умер, она посетила кладбище, где он был похоронен в матрешка из гробов: первый цинковый и, внутри его деревянный. Она опустилась на колени у его могилы и быстро приступила к работе. По предложению ее покойного мужа, она назвала ребенка Наташенька. Из-за радиации, Наташенька родилась с циррозом печени и врожденным пороком сердца. Она умерла четыре часа спустя из-за трагической ужасающей симметрии: ребенок, и задуманный и уничтоженный в непрекращающемся объятии ее родителей.
Многие из жителей Припяти наблюдали за пожаров - возникшем, когда паровой взрыв вынес корпус ядерного реактора через крышу здания - с балконов своих квартир. Они увидели, что завод превратился в вулкан, выплевывающий перегретые глыбы графита, вызывающие пожары везде, где они приземлялись. Как пресловутые лягушки в кипящей воде, никто не почувствовал высокую температуру, в котором они варились - незаметное пламя радиации. В то время как советские власти забыли рассказать людям о степени опасности, в которой они были, боясь вызвать массовую панику, заметные симптомы вскоре проявились. Темные следы появились на коже. Гребни местных кур изменились от малинового до черного.
Для Сергея Франчука, сопровождающего посетителей внутри 30 км радиуса, который окружает печально известную электростанцию - известную, по-разному, как "зону отчуждения", "закрытую зону" и, что наиболее сильнодействующее "зону смерти" - непреходящая воспоминание тех дней не куры, а водка. "Водка стала нашими деньгами”, говорит он мне с улыбкой, которая демонстрирует россыпь золотых зубов. "Мы платили за бензин водкой. Мы платили за еду водкой. Все были пьяные все время". Франчук, одетый в военную форму, утверждает, что он один из трех людей, которые работали в зоне в течение более десяти лет. В ночь взрыва, он проснулся от звука резкого стука по входной двери. Это был его сосед, пожарный, по пути в реактор. "Он велел мне взять мою жену и дочь и уехать далеко," вспоминает Франчук. Он вернулся в Чернобыль в одиночку на следующий день. "Я хотел помочь," говорит он, "но разрешили только военным. Мой брат был в армии. Он умер через четыре года. Так же было с моим соседом".
Сегодня Франчук живет в той же деревне, недалеко от зоны смерти. Незаконно жить внутри ее радиуса, хотя украинское правительство игнорирует несколько сотен самосёлов: в основном пожилых поселенцев, вернувшихся в свои дома и брошенную землю (большинство вернулись без регистрации, нет никаких официальных данных).
Я проехал за несколько недель до 30-й годовщины катастрофы. Сегодня Чернобыль, три десятилетия спустя после самого известного и зловещего дня в истории ядерной энергетики, остается загадочным и меченым. Люди не знают, как реагировать, когда я говорю им, куда я еду. Не пейте воду, говорят они. Возьмите немного йода. Носите толстые трусы.
Несмотря на эту настороженность, все большее число туристов посещают Чернобыль каждый год. Там нет сувенирного магазина и нет никакой гарантии, что вы не поранитесь от обломков. Единственные рабочие туалеты находятся на рифленой железнодорожной станции или на электростанции. Франчук, который является своего рода чиновником здоровья и безопасности, приканчивает свою первую бутылку коньяка 11 утра. Вторую в 3 дня. Тем не менее, количество любопытных растет со скоростью несколько тысяч каждый год. Большинство прибывает через Киев, в часе езды от отеля. Около $ 200 (£ 140) будет стоить вам тур в группе приблизительно из 40 других посетителей с кратким обзором самых известных достопримечательностей зоны: разрушающейся средней школы Припяти, ее бассейном и площади города, с его громадным колесом обозрения и электрическими автомобильчиками; за $ 600 (£ 415) вы получите лучший класс экспедиции, один поход под руководством 31-летнего Павла Mielczarek, организатора моей поездки.
Когда Mielczarek был маленьким мальчиком, выросшим в Варшаве, Польша, он владел только одной книгой – энциклопедией. Еще до того, что он был в состоянии прочитать, его глаза притягивали завораживающие фотографии, иллюстрирующие статью о Чернобыле. "Я спрашивал маму: что это? Я не понимаю эту картину," говорит он мне. ""Это большая, большая трагедия," объяснила она. После многих лет, я решил: хорошо, я должен видеть это". С момента своего первого визита семь лет назад, Mielczarek побывал здесь более 70 раз, сопровождаю людей со всего мира, а также помогая выжившим, таким как Франчук немного деньгами, предоставляя работу гидами. Mielczarek покажет вам практически все, что вы захотите: изысканное кафе Припяти, с его разбитой, витражной витриной; кивающие краны по краю реки; больницу, где врачи склонялись к больному и которые, при этом, почти наверняка отдали свою жизнь. Почти нигде нет запретов, до тех пор пока вы даете Mielczarek знать заранее. Советы могут уйти, но бюрократизм остается. Каждое место требует иного разрешения.
Есть еще многие, которые хотели бы заглянуть внутрь зоны, но кто слишком боятся или слишком далеко находятся. В то время как технология должна все же найти способ избавиться от 20 тонн ядерного топлива, которое находится в реакторе, она недавно представило способ для всех желающих посетить Чернобыль: виртуальную реальность. В некогда роскошный бассейн Припяти, Михал Grzesiczek, креативный директор польского разработчика программного обеспечения The Farm 51, ставит штатив, увенчанный массивом камер GoPro. Мы прячемся за полуразрушенными столбами, когда он нажимает кнопку на устройстве, привязанным к его запястью. Все 14 камер вспыхивают в унисон. Используя образы, которые они принимают, Grzesiczek и его команда смогут создать 3D модель бассейна. Как бы добавляя обои на пустую стену, модель затем покроют фотографиями, тем самым создавая точную копию сцены. Наконец, через шлем виртуальной реальности, мы сможем бродить по сцене, как будто присутствуя, рассматривая отслоение краски на лестнице к трамплину, или глядя вниз на трущобы крушения в глубине.
Чернобыльская VR, как проект под ясным названием, запускается в этом месяце. Это всего лишь один из целого ряда проектов по всему миру с помощью этой новой технологии, чтобы позволить людям посещать места, в которые трудно или невозможно получить доступ. Французские исследователи воссоздали место высадки в Нормандии; другая команда превратила сцены, изображенные на картинах Ван Гога в виртуальные комнаты, в которые можно войти и изучить. В Чернобыльском приложении будет, на начальном этапе, присутствовать три места: школа, бассейн и заброшенный дом в более отдаленной деревне. В ближайшие месяцы будут добавлены больше.
Это крупное предприятие. Сканирование небольшой комнаты около 20 квадратных футов занимает четыре часа. Экспансивное место, такое как бассейн занимает два дня и требует 10,000 изображений. Команда считает, что это стоит усилий. "Чернобыль такое загадочное, мистическое место," говорит Grzesiczek, когда он перемещает штатив на несколько футов вперед, чтобы подготовить следующий снимок. "У нас есть шанс показать людям правду. Мы можем захватить его таким, как сейчас. Здесь все меняется так быстро".
Это - работа вуайеризма, но также и документальный фильм. В конце концов, это реальность дважды исчезнувшая: мир 1986 года и мир советского владычества. В школе книги этого периода замусорили пол, наряду с ужасающе маленькими противогазами, реквизитом холодной войны. Черно-белые фотографии великих лидеров России висят, глядя на ряды пустых столов. Стена в одном классе показывает лозунг Ленина: "Учиться, учиться, учиться." Ветеран Чернобыля, Сергей Акулинин, озвучил комментарии, когда мы совершали поездку по этим местам. Акулинин жил в Припяти в течение шести лет в качестве оператора турбины, когда произошел взрыв. В ту ночь, он был на смене в соседнем реакторе. Сегодня, он - единственный гид, работающий в Чернобыле, который пережил взрыв от такой непосредственной близости. Почему он решил принять участие в этом проекте. "Проект?” говорит он, со вспышкой раздражения. "Это не проект для меня. Это - моя жизнь. ”
Акулинин, теперь ему 60 лет, предлагает показать мне свою старую квартиру. Мы хрустим по снегу на первом этаже обшарпанного многоквартирного дома с разбитыми окнами. "Я прихожу сюда каждую неделю в течение последних 25 лет," говорит он, указывая на комнату, где его сыновья, в возрасте от двух до шести в то время, когда-то спали. "Я уехал в 1986 году, но это по-прежнему для меня является родным домом. Мои мальчики приезжали в первый раз, только в последнее время. Мой старший сын вспомнил тот угол, где он стоять, когда он был непослушным. Мой младший сын смог вспомнить только обои у его кровати. Они никогда не предполагали, что прибытие сюда будет настолько эмоциональным".
Чернобыль жуткий как все отверженные места. Не только из-за призраков ушедших жизней – голая кукла, лежащая лицом вниз в щебне; пара пыльных туфель на высоких каблуках валяющие на лестничной клетке; обломки роялей – но также и скоростью, с которой природа, как может заметить, разрушает дело рук человека. Каждое здание было раздето и обнажено эрозией. Каждая комната предлагает новую апокалиптическую виньетку, напоминание о человеческой и гражданской хрупкости. Странное молодое дерево можно увидеть пробивающим свой путь через щели в поврежденными водой половицами. Звук дождя слышен внутри здания, а не снаружи.
Насколько опасно все это так или иначе, спрашиваю я Милкзэрека, когда мы ждем в холоде команду VR, заканчивающую свою фотосессию. Мы, в конце концов, не одеты в какую-либо защитную одежду. Он вынимает карманный дозиметр и ложит его на землю. Он показывает 0,25 мкЗв (около одной четверти одной миллионной зиверт), примерно сопоставим с уровнем радиации в Лондоне. Для того, чтобы сопоставить это, уровень радиации в помещении управления Чернобыльской АЭС сразу после взрыва достиг около 300 зивертах, дозы, которая оказывается летальной после всего одной минуты. "Вы могли бы счастливо провести безопасный год в закрытой зоне сегодня, даже спать здесь," говорит Mielczarek.
Есть, однако, правила. Чуть ниже верхнего слоя почвы, уровень радиации растет стремительнее. Как объясняет Mielczarek, причина, по которой людям не разрешили вернуться, потому что дети могут вскопать землю. Только люди могут извратить мир так, что бетон становится более безопасным, чем почва.
Перед тем как любому, посетившему Чернобыль позволят уехать, они должны ступить в один из советских радиационных датчиков, размещенных на бесчисленных контрольно-пропускных пунктах. Это хитрое изобретение, похожее на телефонную будку, с двумя удаленными стенами. Перед вами оказывается черный экран и кладете руки на сенсорные накладки на внешней стороне машины. Если плохая новость, то спустя несколько мгновений, свет становится красным и раздается звуковой сигнал. Тогда вы удерживаетесь на территории, пока либо вас не осмотрит врач, либо служба безопасности не заберет какой-либо токсичный сувенир, который был скрыт в вашей сумке (несколько лет назад, двум посетителям удалось провезти контрабандой некоторые облученные тряпки через датчик; они были пойманы в аэропорту, задержаны на несколько дней и отделались здоровенным штрафом). Если вы свободны от радиации, когда вы проходите детектор, мигает желтый свет: "Чисто" - чистый.
Позже в тот же день мы посетили больницу, где находились многие из первых потерпевших. Это, как мне сказали, одно из трех действительно опасных мест в Чернобыле (другое завод, где были изготовлены топливные стержни, и само здание реактора). Здесь груда обгоревших лохмотьев на прилавке. Mielczarek подходит с дозиметром и он показывает до 83 мкЗв - в 400 раз уровень радиации превышает уличный - ревом неприятного предупреждения. Некоторые комнаты в больнице, по его словам, заполнены с аналогичными обрывками радиоактивных одежд. Они могут снижать дозировку в течении года на один зиверт. Я провожу небезопасный час вглядываясь в заброшенные медкабинеты с их ржавыми раскладушками, сломанными туалетами и сваленными медицинскими бутылками. За пределами этих загрязненных палат, однако, Чернобыль, на данный момент, безопасное место.
Две с половиной тысячи человек в настоящее время работают в зоне. В то время как горстка работают охранниками и гидами, большая часть работает на самой электростанции, или в качестве медицинских исследователей или участвуя в постоянной задаче по обеспечению безопасности реактора (например, заделывая трещины, которые появляются в бетонной оболочке), или готовя еду для этих работников в антисептической буфете. Каждый день они садятся на единственный поезд до места из Славутича (город в 40 милях от электростанции, который был построен для эвакуируемых из Припяти). Около 8 утра каждое утро наблюдается давка народа. Во второй день, когда мы въезжаем в Чернобыль на поезде, я замечаю флигель с нацарапанным граффити на английском языке: "Добро пожаловать в ад."
Мы так хорошо знакомы с постапокалиптическим стилем Чернобыля через кино, телевидение и видеоигры, которые, как и многое здесь, кажется слишком шаблонным, чтобы отнестись к ним серьезно. Но на мгновение Чернобыль был адом на Земле, портал для мучений искажающих жизни. Затем они сбросили мешки с песком на реактор с вертолетов. И они закачивали жидкий азот через туннель под реактором. И ад замерз.
Сегодня, однако, аналогия обусловлена возрождением. Тридцать лет не произвольная годовщина. Как любая безумная фиксация, бетон предложил лишь временное решение. Саркофаг, как инженеры называют наспех возведенную оболочку реактора, был разработан, чтобы держаться в течении всего трех десятилетий. "Оригинальный саркофаг был просто помещен в вершину”, говорит Юлия Константиновна, официальный представитель Чернобыля. "Он должен был быть решением локализовать, просто удержать огромное количество ядерного топлива, образовавшиеся в результате взрыва." Она указывает на реактор позади нее, видимый через широкоэкранное окно, на котором есть несколько наклеек, запрещающих фотографии , Вокруг смотровой галереи - флаги стран, которые пожертвовали € 1.54 миллиарда (£ 1.29bn), необходимых для замены растрескивающегося бетона. Распадающиеся стены создали примерно четыре тонны черной, радиоактивной пыли.
Новое решение представляет собой обширную стальную оболочку, достаточно большую, чтобы накрыть собор Нотр-Дам. Этот изогнутый купол был построен на одной из сторон расплавленного реактора, готового двигаться на гигантских рельсах, чтобы накрыть весь завод. Купол 9 м глубиной и полый внутри, чтобы прокачивать теплый воздух. Это позволит уменьшить влажность внутри реактора до 40%, замедляя процесс деградации. Технология ориентирована на получение большего количества времени. В то время как план состоит в том, чтобы в конечном счете демонтировать электростанцию кирпич за кирпичиком, Константинова признает, что у нас еще нет технологии, чтобы безопасно избавиться от того, что внутри. "Новый купол предназначен, чтобы продлить положение на 100 лет," говорит она. "Это должно создать временные рамки для разработки необходимых технологий."
После того, как ее полированная презентация завершена (за неделю до моего приезда она дала такую информацию делегации американского правительства), я спрашиваю Константинову, почему она приехала в Чернобыль с мужем, инженером-ядерщиком, и двумя маленькими детьми в 1990 году из их дома в Нижнем Новгороде, Россия. "Я помню день, когда я услышала о том, что произошло. Оно ощущалось где-то очень далеким от меня. Затем, спустя четыре года, я приехала. Я не знаю почему".
Кто просто приезжает в Чернобыль? "Иногда мои друзья задают мне тот же самый вопрос”, говорит она. "Многие люди, приехавшие сюда, работали 10, 20 лет в области энергетики. Они - эксперты и хотели бы быть полезными. Так что, да, это была важная работа. Но, на самом деле, я думаю, что много людей приехало сюда, чтобы избежать личных проблем. Чернобыль это место для людей, которые хотят убежать".
Акулинин, которые пережил катастрофу, остался здесь, несмотря на пенсию 14 лет назад (один день проведенный в зоне считается пятью для вашей пенсии). Но он пытался убежать от катастрофы по-своему. Часто во время нашего совместного общения, я прошу его рассказать мне, что случилось той ночью. "Я скажу вам завтра," говорит он сначала. Потом, "Я расскажу вам после обеда." И, наконец, в последний день: "Я расскажу вам сегодня, за бутылкой водки. Нам потребуются часы." Он знал, что к тому времени я уеду до вечера.
Алексиевич, чья книга Голоса из Чернобыля получила Нобелевскую премию в области литературы, описывает, как ей потребовались часы и часы времени, для интервью с Людмилой Игнатенко, женщиной, чей муж, пожарный, был похоронен как матрешка, пока она рассказала ее правдивую историю. Это было слишком дорогое, слишком личное. Даже во время заключительного пересказа, Игнатенко сказала: "Это невозможно описать. Это невозможно записать. И даже забыть".
Мир не над Чернобылем. Чернобыль остается символом того, что может пойти не так, как надо, когда с чудом ядерной энергетики (статистически самый безопасный источник питания) неправильно обращаются. У эффектов чрезвычайной радиации, которые дико варьируются от человека человеку, может быть гротескная абсурдность сказки братьев Гримм. По свидетельству очевидцев, один человек распухал "как бочка", в то время как другой высыхал, до того, что мог носить только детскую одежду. По самым скромным оценкам окончательное число погибших 4000. В то время как всплеск случаев рака щитовидной железы у детей (вызванных питанием облученным грудным молоком) был бесспорно вызван катастрофой, большинство экспертов сходятся во мнении, что более широкие последствия для здоровья не могут быть определены количественно.
Часть нашего интереса относится к прошлым потерям. И все же футуристическая угроза остается. Это миф, достойный древних: большой террор, заключенный в полуразрушенный бетон, принесенный в мир человеком, против которого у человека нет соответствующей защиты. Мы не можем отправить его обратно. Ошибка не может быть отменена. Тридцать лет спустя, независимо от повреждения, Чернобыль, и все, что он представляет, остается неустойчивым.
